Школьные годы чудесные

Аз, буки, веди и немного о том, как и чему мы учились в школе в 1970 годы прошлого столетия.

Начало
школьной поры

Я пошел в первый класс Усть-Вымской средней школы в 1970 году. Первые два года мы учились «за ручьем» – в заручейной части села, в «поповском доме» (во всяком случае, так его тогда называли). Сегодня это северная сторона территории ныне действующего Михайло-Архангельского мужского монастыря.

Ходить в ту школу было далеко, особенно для нас, первоклассников. Помню эти долгие дороги: грязную осеннюю жижу под ногами, дожди и огромные лужи.

Первой нашей учительницей была Антонина Александровна Ганова, а во втором классе, начиная со второго полугодия, нас учила Ирина Даниловна Крамер (она потом вскоре уехала на постоянное место жительства в Германию).

Вместе с нами полтора года учились ребята из детдома, тогда еще не вспомогательной школы-интерната, а простого детского дома. Странно, но некоторых из тех ребят помню до сих пор, хоть вскоре они уехали и больше я их никогда не видел. В памяти остались большая такая крепкая девочка с очень короткой стрижкой и круглой головой Рая Матюшева (или Матюшова) и маленький щуплый смешливый паренек Юра Преображенский, который ростом был едва ли до ее плеча. Был еще Иван Бажуков – изрядный двоечник и хулиган. Почему я их запомнил? Не знаю, но в памяти моей их образы отложились навсегда.

В той школе за ручьем мы проучились первый класс и половину второго, а потом нас перевели в большую школу. Это случилось после окончания второй четверти, с наступлением 1972 года, и было связано с переводом детских домов в Эжву. Тогда и произошло преобразование Усть-Вымского детского дома в Усть-Вымскую вспомогательную школу-интернат. Соответственно, детей из детского дома увезли, а те, кого привезли, кто воспитывался во вспомогательной школе-интернате, учились уже по другим программам, и их учебный корпус находился прямо на территории интерната. Соответственно, и нас, тех, кто ходил в «поповский дом» (1-2 класс), стало меньше, да и место в большой школе освободилось, вот поэтому нас туда и переселили.

В то время в Усть-Вымской средней школе училось больше 300 учеников: до восьмого класса – по одному классу, а девятый и десятый – по два, за счет того, что приходили учиться ребята со Студенца и Черного Яра (там были тогда восьмилетние школы). Итого в школе было 12 классов. Наполняемость была разная, но все же народу было больше, чем сейчас, и детей в семьях было больше. У нас в семье было четверо детей, у Мацаковых – четверо, у Батмановых – пятеро, у Туркиных – четверо, а у Макаровых даже шестеро. Это я навскидку назвал фамилии своих друзей, а ведь так было тогда почти повсеместно.

На новом месте, насколько я помню, наш класс размещался на первом этаже. Жили мы там довольно весело, сами придумывая себе развлечения. Помню, когда нас перевели туда, придумали мы с Володей Туркиным одну штуку, которая нам очень понравилась. Мы надевали на перемене свои валенки задом наперед, и получалось, что ходили пятками вперед и весело хохотали при этом, так как со стороны было необычно и весело (как сейчас бы сказали – прикольно) на это смотреть. Вы думаете, этого нельзя сделать? Попробуйте, я это уже во втором классе придумал и освоил. Вытягиваешь ступню ноги и всовываешь в валенок, только уже повернутый на 180 градусов, и встаешь на ноги, только получается, что ты стоишь, как балерина, на носке в пятке валенка. Зато вид обалденный, когда идешь. Как-то не поняла нашей творческой фантазии Ирина Даниловна, поругала, и не разрешила нам так носить валенки, задом наперед, пообещав в следующий раз наказать, а жаль, так весело было.

В большой школе зимой было холодно, дети часто учились в верхней одежде. Отопление было печным, но грели печки плохо, и для большего тепла в классах стояли и топились железные печки-буржуйки, похожие на большие бочки. А может они из них и были сварены. Помню, как одноклассника Сашку Айбабина случайно кто-то толкнул на перемене в ходе игры, и он потом долго ходил с ожогом на лице, задев щекой такую печку.

А еще в большой школе был бак с водой. Он стоял на столе у парадной лестницы на первом этаже. Рядом тут же стояла кружка, из которой пила воду вся школа. Одна на всех! И ведь никто не болел, никаких эпидемий. Впрочем, тогда это было повсеместно: кружки на вокзалах, на пристанях и других общественных местах, а чего только стоят стаканы в автоматах с газировкой на улице! Образно говоря – вся страна пила из одного стакана. Вот и у нас в школе было так же.

Несколько слов про технический прогресс. Перьевые ручки я уже не застал. Насколько мне недавно удалось выяснить, последний раз перьевыми ручками в первом классе писали те, кто пошел в нашу школу в 1968 году. От всего сердца сочувствую тем, кому пришлось выводить на чистописании тонкие и толстые линии острым пером. Мы же учебу свою начали сразу с «шариков», то есть с ручек с шариковыми пастами. А вот промокашки были в тетрадях очень долгое время – видимо по ГОСТу так было положено. Замечательная вещь промокашка – хочешь, рисуй на ней, хочешь, зажуй комочек и попади в кого-нибудь из трубочки, а то и пульку можно для рогатки-резинки скатать, в общем, вещь крайне необходимая для учебного процесса. Не зря они были вложены в тетради вплоть до окончания нами школы, эти промокашки, ох, не зря…

В третьем классе нашей классной руководительницей стала Валентина Яковлевна Попова, а с четвертого до половины восьмого (до пожара в школе, после чего мы доучивались в учебный год в Черном Яру) – Нина Ивановна Жукова, мама Оли Жуковой, которая училась в нашем классе. В девятом и десятом классе нашей классной руководительницей была Ида Васильевна Туркина, мама Володи Туркина, одноклассника и друга моего с детского сада. Так уж получилось, что учили нас в разное время три наших мамы.

Книги в награду –
за учёбу и работу

Школа наша стояла на самом краю села, и проводники пригородных поездов так и называли остановку поезда у нашего перрона – «Школа». А как любили школьники кататься с горок в овраге! Да ладно бы просто катались, так еще строили трамплины и прыгали на простых лыжах – кто дальше! Помню, еще в начальных классах (2-3 класс) иду домой, а парни класса 7-8 прыгают там с трамплина да еще и чего-то громко орут перед прыжком. Запомнилось, как прыгал Женька Одинцов по кличке Джон, спортивный он был, конечно, парень. Джон всегда громко кричал перед каждым своим прыжком что-то вроде «гаряя палка!» и смело бросался вниз с горы. И только несколько лет спустя, когда я начал читать «Советский спорт» и интересоваться спортом вообще, я понял, что кричал он совсем не «гаряя палка!», а «Гарий Напалков!», изображая, что вроде это он тут прыгает, знаменитый советский прыгун с трамплина.

Мы ходили на пионерские костры в лес, собирали макулатуру, металлолом и золу, участвовали в соревнованиях и концертах, играли в вокально-инструментальном ансамбле, конструировали и паяли цветомузыку, ремонтировали старенькую аппаратуру, танцевали на школьных вечерах и влюблялись без оглядки! До чего же мы интересно жили!

Каждый учебный год в течение некоторого времени после первого сентября мы не учились. Вообще-то наша учеба начиналась, как и у всех школьников необъятного Советского Союза, 1 сентября, но, едва начавшись, она тут же прерывалась на пару недель. Начиная со второго (иногда с третьего или четвертого) сентября вся наша школа, за исключением начальных трех классов, шла убирать картошку на совхозные поля. Ребята из старших классов (в основном десятого) грузили мешки с картошкой на транспорт – тракторные телеги или в кузова машин, которые медленно ехали по полю. Все остальные были заняты подборкой картофеля на поле с засыпанием ее в мешки. И никто тогда не пищал, никто не роптал, что это тяжело или плохо, несмотря на то, что после работы на совхозном поле надо было убирать картошку еще и дома, на своем огороде. Наверное, просто были другие времена, другие нравы. И другие люди, конечно.

Но как же это было здорово! После работы, если был хороший день, мы заходили в лес, разжигали костер, пекли картошку (так она и называлась – «печенка», от слова «печеный»), доставали домашние бутерброды и здесь обедали! У кого-то была бутылка с молоком, у кого-то с чаем, а чаще вообще ничего не было – просто хлеб с маслом. Но зато еще был один на всех запах леса, листьев и смолы. Это вообще незабываемо!

За уборку картофеля на совхозных полях нам начисляли какие-то деньги, небольшие, но уже свои, заработанные. Выдавали их позднее, когда уже возобновлялась учеба в школе. Я получал их, нес домой и отдавал маме, справедливо считая, что таким образом вношу свой маленький вклад в наш семейный бюджет. Еще за уборку картофеля школа и совхоз премировали отличившихся школьников книгами, которые вручали обычно на общешкольной линейке или на «Празднике урожая» поздней осенью. У меня на книжных полках до сих пор хранятся несколько таких книг.

Кстати, о книгах. Ими премировали нас в то время не только за активное участие в сборе урожая, но и во всех других случаях, кроме, пожалуй, призов за спортивные соревнования, которые хоть все-таки иногда и были, но достаточно редко. Большей частью за призовые места на соревнованиях давали просто дипломы и грамоты. А вот во всех остальных случаях книги были самым удачным и незаменимым подарком для школьников. Это и понятно – страна-то была самой читающей в мире. Во всяком случае, так нам говорили. Причем, процентов на девяносто, то есть, практически почти все эти книги были выпущены Коми книжным издательством. Это я не в качестве рекламы, просто констатирую факт.

Награждали нас несколько раз в учебном году – как я уже говорил, за участие в сборе урожая, за учебу и примерное поведение (тут, кстати, награждали иногда даже два раза за учебный год – по итогам за полугодие на праздновании Нового года и по годовым показателям на общешкольной линейке в конце года), а также за участие в сборе металлолома, макулатуры и золы.

Про металлолом и макулатуру понятно – то мы строили всей страной какой-то виртуальный пионерский пароход, то смело и решительно защищали леса от беспощадной вырубки для производства бумаги, а вот зола использовалась непосредственно нашим совхозом для внесения в почву в качестве удобрения. Мы свозили ее на санках в бачках, ведрах и тазах к зданию склада, которое располагалось тогда в двухэтажном здании на въезде в село напротив двухэтажного восьмиквартирного дома, где и ссыпали в общую кучу.

Кстати, рассказывая об уборке картошки в совхозе, надо добавить еще одно обстоятельство, позволявшее спокойно и законно не ходить в школу – это, конечно же, морозы. Зимы в семидесятых были очень холодными, временами, можно сказать, суровыми. Просыпаешься, бывало, зимой и слушаешь местное радио – отменят или нет занятия в школе. Особенно младшим школьникам везло – у них уроки чаще отменяли. Так что, когда были затяжные периоды морозов, появлялись незапланированные каникулы. В школу-то мы тогда не ходили, но на улице все равно гуляли!

СЕРГЕЙ КОСОЛАПОВ.